До 1941 года Валентин Граф с семьёй жил в Хвалынске, занимаясь производством колбас (выпускалось 36 наименований сырокопчёной колбасы), часть продукции регулярно спецрейсом отправлялась в Москву к кремлёвскому столу. Когда началась Великая Отечественная война, Валентин Граф вместе с сыном Николаем ушли на фронт. Николай Граф геройски погиб, защищая Сталинград (его имя есть в местной Книге Памяти и на мемориальной плите в хвалынском парке Победы).
А Валентин Граф, будучи заместителем командира конной бригады, мог получить «Золотую Звезду» Героя Советского Союза. Бригаде, где он воевал, был поставлен приказ, в котором предписывалось в течение пяти дней взять высотку, мешающую продвижению фронта.
Командир бригады, не имея оперативного плана, без всякой подготовки решил взять высоту с ходу. Безрассудная атака захлебнулась в крови, часть личного состава бригады погибла под огнём немецких пулемётов. Комбриг, не думая о своих подчинённых, видимо, из-за страха невыполнения приказа, продолжал штурм высотки, посылая бойцов на верную смерть.
Валентин как заместитель комбрига пытался урезонить командира, предлагал обдумать план наступления, пожалеть солдат. Но тот был непреклонен. Тогда Валентин Граф достал маузер и… застрелил командира. Взяв командование бригадой на себя, обойдя высотку с тыла, попутно освободив от немцев два села, одним внезапным броском взял проклятую высоту, при этом бригада понесла незначительные потери.
За этот военный эпизод Валентина хотели представить к награждению Звездой Героя, но одновременно с этим пришла бумага из Особого отдела, где описывались факты самоуправства и убийство командира. Военный трибунал приговорил комбрига к расстрелу, а за день до этого события он получил тяжёлое ранение, на ноге началась гангрена.
Неизвестно, какие силы вмешались в судьбу Валентина Граф, но расстрел был заменён на 25 лет заключения с отбыванием наказания в карагандинском лагере. Был ли он в лагере для заключённых, отбывая срок, или выполнял какое-то спецзадание по линии НКВД, доподлинно никому не известно. Может, карагандинские лагеря были лишь версией для прикрытия? На это указывает тот факт, что в 1947 году Валентин Граф вернулся в Хвалынск при орденах и медалях, с сохранённым воинским званием. Известно, что репрессированных тогда лишали всех наград и званий тоже.
Забегая немного вперёд, стоит упомянуть ещё об одном интересном факте. Когда 23 октября 1956 года в Венгрии началось вооружённое восстание против правительства, Валентин Граф, в совершенстве знавший немецкий и венгерский языки, в течение суток был отправлен в Венгрию, где пробыл два месяца. Что он делал в этой командировке, какую функцию выполнял – загадка.
Он лишился семьи: погибшего сына, которого очень любил, и жены. Та, якобы узнав, что муж репрессирован, отказалась от него.
Валентин Карлович вернулся в Хвалынск, с которым его связывали дорогие сердцу воспоминания о сыне и счастливых довоенных годах. Так в его жизни начался новый захватывающий этап. Новая любовь, большая семья и «экономическое хвалынское чудо», к которому Граф имел непосредственное отношение.
МАСТЕР ВЕЗДЕ СЕБЯ И ДРУГИХ НАКОРМИТ
Хвалынский домик по адресу улица Льва Толстого, дом 11 стал свидетелем нового этапа в жизни Валентина Граф. Он поселился в этом доме, вскоре встретил женщину, которая была на 30 лет моложе бывшего комбрига. Нина Петровна Сидорова работала секретарём в суде, в одиночку воспитывала двух детей, рождённых в первом браке. Валентин Карлович и Нина Петровна создали новую семью, в которой родились ещё шесть детей.
Послевоенные годы для Хвалынска, как и для всей страны, были трудными. К счастью, в Хвалынске в это время появился ещё один «гений места» – руководитель городской торговли и общепита Леонид Владимирович Мямлин. Благодаря его деловым способностям и коммерческому таланту, в Хвалынске случилось «экономическое чудо районного масштаба». В полуголодном провинциальном городке стала мощно развиваться пищевая и перерабатывающая промышленности, торговля и общественное питание.
Восторженное впечатление от посещения Хвалынска того времени отра-зилось в целой главе книги «Поклон домашнему вину» (изд. 1994 г.), автором которой является известный писатель Анатолий Евтушенко. Он пишет: «В полуголодные послевоенные годы в качестве журналиста я попал в славный город Хвалынск. Сначала показалось, а после и утвердилось мнение, что я попал в не знавшее никаких бед отродясь княжество Монако».
Конечно, не стоит верить всему написанному о Хвалынске, так как книга не документальная, и автор в вольной манере рассказывает читателю «сказку» о предприимчивом, полуграмотном цыгане по имени Гаврила, который, благодаря своей смекалке, не только накормил весь город, но поднял экономику района до заоблачных высот благополучия.
Надо понимать, что под прототипом цыгана Гаврилы писатель изобразил директора городского торга Леонида Мямлина, создав какой-то нелепый, даже фантасмагоричный образ.
«Цыган Гаврила, будучи при высокой должности, ездил верхом на кобыле охлюпкой, давал указания своим верноподданным без матерных вульгарностей, потому что был, по его мнению, «человеком интеллигентным».
По улице я шёл не то чтобы рядом с ним, а рядом с его кобылой. Гаврила-председатель кланялся всем жителям Хвалынска без исключения. Они ему кланялись без иронии поясно, называя кормильцем народа, а имя Гаврюха, Гаврюша прикладывали исключительно для почитания».
Оставим эти и другие нелепости, в числе которых и сказочные объяснения «экономического чуда», на совести автора. Однако хочется верить, что описывая свои впечатления о встрече с колбасником, писатель Анатолий Евтушенко не сильно приврал. Но, оцените, изложил красиво!
«В колбасном цехе Граф разделывал палки московской сырокопчёной колбасы специфическим ножом, похожим на мачете. Затем сорт колбасы менялся, а манера разделки оставалась прежней. Граф резал колбасу, не глядя на неё, на руки, на нож. Дольки, вернее лепестки колбасы, были настолько тонкими, что сравнение их с папиросной бумагой было бы грубым. Нож отодвигал порцион нарезанной колбасы в сторону удлинённой доски и принимался за новую. Восемь сортов было предложено колбасником к дегустации и ни одного похожего на другой цветом, вкраплениями шпика, оболочкой, диаметром, сочностью, плотностью загара.
Я, заинтересованный тонкостью работы колбасника, взял кончиками пальцев дольку колбасы, как берут крылышко уснувшей на припёке бабочки. Впечатление сходства полное – дунет ветерок, и крылышко рассыплется, исчезнет, подобно призраку, но оно не рассыпалось.
Мне показали на «закусь» подземный холодильник, построенный в арочном метрополитеновском стиле изо льда. В сверкании глыб льда стояли бочки с солью, рыбой, над которыми лоснились подвешенные на крючьях окорока, туши белуг, осетров и стерлядей. Здесь выдерживались копчения, кружившие своими ароматами мою слабую голову.
Было много даров, а напутствие в дорогу всего лишь одно. Меня просили забыть всё, что я здесь видел, и ни о чём не писать. Если об этом узнают контрольные органы – крышка».
ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК…
Как жаль, что нет машины времени, позволяющей перенестись в послевоенный Хвалынск хотя бы ради дегустации изделий, сотворённых руками легендарного мастера. Моя знакомая рассказала, что её отец, будучи охотником, сдавал Валентину Карловичу тушки добытых лосей и кабанов на давальческую колбасу. Будучи подростком, она, как и многие девочки, не очень любила копчёную колбасу из-за изобилия в ней кусочков шпика.
Колбаса мне казалась такой жирной, что съесть даже маленький кусочек без ломтя хлеба я не могла. Впрочем, я и в первых блюдах старалась свинину не есть, по той же причине. А вот аромат той колбасы остался в памяти до сих пор! У нас в сенях на палках висели целые гирлянды этой колбасы, её колечки были миниатюрных размеров и напоминали крендели. Заходишь с мороза и попадаешь в облако умопомрачительно аппетитных ароматных копчёностей – аж голова кругом! Иногда специально в сенях задерживалась, чтобы подышать этим ароматом. Нынешняя колбаса так, увы, не пахнет, – ностальгически вздохнула знакомая.
А вот что вспомнил о своём наставнике Валентине Граф его ученик по колбасному делу, хвалынский старожил Рушан Кузгунов.
Когда мне было лет 16-17, мой дедушка договорился с Валентином Карловичем, чтобы он обучил меня премудростям колбасного дела. Никаких денег за учёбу мастер не брал, профессиональных секретов не утаивал, видимо, хотел сделать из меня своего преемника. Человек он был замечательный: добрый, отзывчивый, хотя очень серьёзный и требовательный, если это касалось производственных вопросов. Сотрудники его чрезвычайно уважали и старались ничем не огорчать.
И жадным он не был. Иногда мужики, решив «пропустить по маленькой», брали из коптилки на закуску коляску колбасы или рыбину.
Граф, зайдя в коптилку, бросит взгляд на продукцию и сразу определит – что именно и сколько спёрли.
Ругнётся беззлобно (матерился он забавно, коверкая некоторые звуки, отчего получалось смешно), и на этом дело кончится. Таким образом, давал понять, что у него всё под контролем.
Кроме копчёной и сырокопчёной колбасы, выпускали ещё варёную колбасу, но Валентин варёную колбасу никогда не пробовал, так как не считал её за колбасу. «Варёнку» и сардельки (с добавлением 20-процентных сливок) делали для ассортимента, чтобы удовлетворить запросы трудящихся. Особым спросом у хвалынчан пользовались охотничьи колбаски, колбасы «Краковская» и «Полтавская». Коптили очень большое количество рыбы, в числе которой преобладали осётры, стерлядь, белуги.
Однажды зимой привезли нам белугу на двух закреплённых «паровозиком» санях, так как рыбина была более пяти метров длиной. Голова лежала на первых санях, а хвост волочился по дороге. Эту белугу мы пилили двуручной пилой на куски, которые по диаметру были похожи на спил большого дерева.
Учёба у Валентина Карловича не прошла даром: 18 лет я отработал колбасником, может, проработал и больше, но меня как коммуниста «бросали» на разные участки, например, развивать общественное питание. И в Москву посылали в качестве повара, где я готовил блюда для правительственных банкетов.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Завершая повествование о легендарном колбаснике и красном комбриге Валентине Карловиче Граф, хочется привести несколько фрагментов из воспоминаний его сына, Юрия Валентиновича.
Однажды мои сёстры разрисовали карандашами одну из фотографий, хранящуюся в семейном фотоальбоме. Отец, увидев «художества», крепко их отругал, сказав, что ему очень дорога эта фотография. Как выяснилось, на ней были запечатлены отец и учёный-эзотерик Георгий Иванович Гурджиев, с которым они были дружны.
Проездом в 1950-м году в Хвалынске был генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик, который с 1931 года по апрель 1952-го являлся телохранителем Сталина, дольше других продержавшийся на этом посту. Было бы интересно узнать, о чём они тогда говорили, какие темы обсуждали. Через два года, в начале декабря 1952-го, Власик был арестован по «делу врачей», осуждён, лишён всех наград и званий. И лишь в 2000 году постановлением Президиума Верховного Суда Российской Федерации приговор 1956 года в отношении Власика отменён, и уголовное дело прекращено «за отсутствием состава преступления».
Когда отцу исполнилось 69 лет, родился я. Последнее лето его жизни помню отчётливо: он много рыбачил, а за месяц до смерти поймал белугу весом 174 килограмма. Врезалась в память такая картинка: отец везёт тележку с пойманной рыбой по мощёной булыжной на улице Советская, а я, четырёхлетний, сижу на рыбе и разглядываю железный рубль, подаренный мне отцом.
В возрасте 74 лет он умер из-за того, что медицинская сестра, делавшую ему «блокаду» на раненой ноге, занесла шприцем инфекцию. Причиной смерти стало заражение крови. Отец работал до последнего дня, строил большие производственные планы.
Он был крепкого здоровья и прожил бы долгую жизнь, потому что в его роду все были долгожителями. Его родная сестра прожила 114 лет, а мой двоюродный брат умер в 99 лет от ковида, продолжая руководить кафедрой в Оксфордском университете.
Алексей КАРПОВ