Она как раз окончила школу, когда грянула война. Конечно, сразу бросилась в военкомат. И, конечно, её попросту прогнали: ведь ей едва исполнилось семнадцать! А на фронт брали с восемнадцати лет. Это было ужасно обидно, ведь тогда, в июне-июле 1941 года, шестнадцатилетние и семнадцатилетние боялись, что война окончится раньше, чем они успеют в ней поучаствовать…
В начале войны по совету отца она работала санитаркой в глазном госпитале в Москве. Набиралась опыта для будущей работы в военных госпиталях. Окончила курсы медсестёр. Немцы рвались к столице, и к концу лета Юле пришлось оставить госпиталь и идти рыть окопы. Там во время одного из авианалётов она потерялась, отстала от своего отряда, и её подобрала группа пехотинцев, которым была очень нужна санитарка.
Юля умела перевязывать… Правда, она с самого детства очень боялась крови, ей дурно становилось при виде даже крохотной ранки… Но комсомолка должна была воспитывать в себе железную волю. И Юля справилась со страхом перед кровавыми ранами, тем более, что очень скоро ей пришлось хлебнуть куда более серьёзных опасностей. Именно там, в этом пехотном батальоне, вернее, в той группе, что осталась от батальона, попавшего в окружение, Юля встретила свою первую любовь, самую возвышенную и романтическую.
В стихах и в воспоминаниях она называет его Комбат – с большой буквы. Но нигде не упоминает его имени. Хотя память о нём пронесла через всю войну и сохранила навсегда. Есть такая профессия – Родину защищать… Но у молодого учителя из Минска профессия была совсем другая – учить детей. Так же, как у влюблённой в него юной санитарки, совсем иное предназначение – писать стихи. Однако Родине в 1941 году воины и санитарки оказались нужнее учителей и поэтесс. И молоденький Комбат-учитель вдруг оказался прирождённым воином. Когда их осталось только девять человек, они вышли к немецкому переднему краю, и единственным местом, где они могли проскочить, оказалось минное поле. И Комбат пошёл по полю, пошёл на мины… которые, к счастью, оказались противотанковыми и от веса человека не детонировали. Тогда он позвал за собой солдат. И уже на краю поля, когда они все посчитали себя в безопасности, одна из мин оказалась противопехотной… Комбат погиб, и два человека, которые шли за ним, тоже погибли. Юля уцелела. «Мина, убившая комбата, надолго оглушила меня. А потом, через годы, в стихах моих часто будут появляться Комбаты…»
Отец умер в начале 1942 года: не выдержал ужасных известий с фронта. Его хватил удар, и несколько недель он лежал парализованным, медленно угасая. Юля ухаживала за ним. А когда похоронила, решила, что больше её в эвакуации ничего не держит и надо прорываться на фронт. Восемнадцать ей должно было исполниться только летом, но она уехала в Хабаровск и поступила учиться в школу младших авиаспециалистов. Учёба в школе стала очередным кошмаром, уж очень «социально неоднородный» коллектив её окружал, и она не слишком преуспела в сборке-разборке пулемётов , но… получила первую премию за литературную композицию. Только вот фронту нужны были люди с ловкими руками, а не с хорошим воображением… И всё-таки Юля была уверена, что рано или поздно она пригодится. Так и случилось. «Два с лишним года понадобилось мне, чтобы вернуться в дорогую мою пехоту!» – сокрушалась Юлия Друнина и через сорок лет. Она радовалась, что попала на фронт, она радовалась, что ей удалось поучаствовать в великих сражениях, но как тяжело это было каждый день, изо дня в день…
Холод, сырость, костёр разводить нельзя, спали на мокром снегу… Если удавалось переночевать в землянке – это уже удача, но всё равно никогда не получалось как следует выспаться, едва приляжет сестричка – и опять обстрел, и опять в бой раненых выносить. И многопудовые сапоги с налипшей грязью, и длительные переходы, когда она буквально падала от усталости, а надо было идти, просто потому, что надо… А ещё грязь и, как следствие, –
непроходящая простуда, перешедшая в болезнь лёгких, и голод, потому что еду не всегда успевали подвезти… «Я пришла из школы в блиндажи сырые, от Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»…» И это не говоря уж об артобстрелах, о ежедневных свиданиях со смертью, об отчаянии, которое охватывало её от сознания собственной беспомощности, когда раненые умирали у неё на руках – порой ведь можно было их спасти, если бы поблизости был настоящий госпиталь, настоящие врачи и инструменты! Но довезти не всегда успевали… Юле и самой пришлось однажды скрывать своё тяжёлое ранение – осколок артиллерийского снаряда вошёл в шею слева и застрял в нескольких миллиметрах от артерии. Но Юля не подозревала, что рана опасна, до госпиталя было далеко, и она просто замотала шею бинтами и продолжала работать – спасать других.
Скрывала, пока не стало совсем плохо. А очнулась уже в госпитале и там узнала, что была на волосок от смерти. В госпитале в 1943 году она написала первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Она знала о войне всё… А было ей тогда только девятнадцать. Косы, которые она почитала своей единственной красою и берегла, несмотря на все сложности фронтового быта, обрезали практически под ноль, когда её в беспамятстве привезли в госпиталь. Она была ужасно худа и очень похожа на мальчишку. К тому же в том госпитале вообще не было палаты, предназначенной для женщин, и Юля лежала в мужской. Раненые с соседних коек деликатно отворачивались, когда приходили санитарки, чтобы осуществить необходимый уход за тяжелораненой, не встававшей с койки «сестричкой». Они вообще были очень почтительны с единственной в палате девушкой и каждого новоприбывшего предупреждали, чтобы не вздумал матюгаться во время перевязок… А молоденькая повариха, разносившая раненым еду, и вовсе влюбилась в Юлю, будучи уверена, что перед ней – совсем молоденький мальчик. Жалела, подкармливала, а когда выяснила истину – наградила оплеухой за обман, инициатором которого в общем-то была не сама Юля, а её соседи по палате.
После госпиталя она была признана инвалидом и комиссована. Но через некоторое время, она вновь попросилась на фронт. И опять попала в пехоту. Последние годы войны для Юли в чём-то был даже тяжелее, чем первый, когда она с остатками полка выбиралась из окружения. Тогда тяжело было физически и морально, но зато совсем на страшно казалось умирать – были другие страхи, серьёзнее. А теперь умирать было не то чтобы страшно, но… Как-то обидно. Ведь победа была так близка! Вскоре в одном из боёв Юля была контужена… И снова госпиталь, и снова комиссована. В Москве Юля, награждённая орденом Красной Звезды, оказалась в конце декабря, как раз в середине того учебного года, и сразу же пришла в Литинститут. Просто вошла в аудиторию, где сидели первокурсники, и села среди них: «Моё неожиданное появление вызвало смятение в учебной части, но не выгонять же инвалида войны!» В начале 1945 года в журнале «Знамя» напечатали подборку стихов молодой поэтессы Юлии Друниной. Так началась её «литературная карьера». Юля очень жалела, что отец до этого не дожил… Если бы можно было показать ему эти строки на тонкой жёлтой бумаге, и главное – своё имя над ними!