О специальной военной операции со временем будет написано множество книг, снимут достойные фильмы, появится поколение новых героев, которыми будут гордиться. Но ни одно, даже самое талантливое произведение, не сможет передать истинные масштабы человеческого горя, лишений, радости побед и горечи потерь.
Александр Макаров – наш земляк, добровольно принявший решение отправиться на фронт, удостоившийся за проявленный героизм и мужество в первом же его бою одной из самых уважаемых солдатских наград – медалью «За отвагу».
Он пришёл в редакцию, как и договаривались в 9:00, точно минута в минуту. Ему необыкновенно шла ладно сидевшая форма, голубой берет и тельняшка ВДВ-шника. Извинившись за дикцию, Александр пояснил, что это последствие осколочного челюстно-лицевого ранения:
– Я сейчас на реабилитации, подлечусь, вставлю недостающие зубы и в феврале планирую вернуться в родное подразделение, к своим пацанам. Продлю контракт.
Александр оказался замечательным собеседником, его повествование было образным, точно выверенным и интересным. Когда общаешься с человеком, побывавшим на «передке», всегда хочется задать «главные» вопросы, ответы на которые дадут возможность понять особенности всего, что и как «там» происходит в реальности.
? Александр, почему созрело решение стать добровольцем?
На самом деле всё просто. Я родился на Украине в семье кадрового русского офицера, воевавшего в Афганистане. Несмотря на то, что моё детство и юность прошли на украинской земле, всегда считал себя русским человеком. Учился в русской школе, а вот срочную службу пришлось в их армии отслужить. Хотя украинский язык понимаю досконально, но говорить на нём – увольте! Всё, что происходило на Донбассе, я воспринимал как личную трагедию, понимая суть происходящего. Мне не нужно было ничего доказывать и объяснять. Вскоре после начала спецоперации я пришёл в военкомат, сказав, что хочу отправиться на фронт добровольцем. Мне объяснили, что я не подхожу по возрасту, уже 45.
А 30 мая позвонил военком и поинтересовался, остаётся ли в силе моё желание послужить Родине. Я подтвердил. 23 июня подписал контракт. Пройдя процесс обучения и боевого слаживания, был зачислен в 76-ю десантно-штурмовую дивизию в составе подразделения «Шторм» – спецназ ВДВ.
? Александр, расскажи, как ты, будучи гражданином Украины, оказался в Хвалынске?
В 2003 году, решая, где провести очередной отпуск, поговорил с тёткой, и она предложила мне провести его в Хвалынске, где у неё имелся дачный домик. Варианты с отдыхом на Чёрном море сразу отпали, его я видел многократно, а вот на Волге ни разу не бывал.
Отпуск в Хвалынске оказался судьбоносным. Встретил женщину, влюбился, женился и остался жить здесь. Работал в пожарной части, кстати, профессиональный опыт и навыки, полученные там, очень пригодились на передовой. Как пожарный-спасатель, я умел оказывать первую медицинскую помощь: оперативно принимать необходимые решения, накладывать жгут, шины… Поэтому в подразделении на меня были возложены обязанности медика.
? Расскажи, как происходило боевое слаживание?
Слаживание происходило на территории ДНР, инструктором у нас был представитель ЧВК «Вагнер» – универсальный боец, объяснял всё чётко и толково. В учебной программе было предусмотрено всё необходимое: ведение боя на открытой местности, в городской постройке, сапёрное и медицинское дело и много чего ещё. В нашем подразделении было 200 человек, из них – 5 саратовских. Все отличные, надёжные ребята, было чувство, что мы знакомы друг с другом всю жизнь.
Первый бой случился на Херсонском направлении. Наша группа заняла позицию в лесопосадке, мы знали, что перед нами позиции укронацистов, которых нужно было уничтожить. Обнаружив нас, противник устроил массированный миномётный обстрел, который длился пять часов. В лесопосадке мы нашли ложбинку, в которой я укрылся с двумя товарищами. Лежим, один из них кричит: «Гуцул» (это мой позывной), жрать хочешь? Пакет с сухпайком распечатаю?» Отвечаю ему, хочу, давай открывай! Лежали, не поднимая головы, перебрасывая друг другу галеты и продукты. Представляешь, кругом мины рвутся, осколки летают, а мы лежим, трапезничаем и шутим, подкалывая друг друга.
Бой, этот адский по напряжению бой, шёл трое суток. Общими усилиями бригаду противника разгромили. Полностью. На нашем участке взяли пятерых пленных – трёх поляков и двух негров. Кстати, в том бою я был ранен двумя осколками, один так и остался в челюсти, второй впился над верхней губой. Выдернул его пальцами, зелёнкой помазал – я же медик! Это было 2 августа на День ВДВ. По ранению имел полное право «уйти на эвакуацию», получить положенную сумму в качестве компенсации, но этого делать не стал.
? Саша, почему у тебя позывной «Гуцул» и почему не «ушёл на эвакуацию»? Челюстное осколочное ранение – это не пустяк!
Бой, этот адский по напряжению бой, шёл трое суток. Общими усилиями бригаду противника разгромили. Полностью. На нашем участке взяли пятерых пленных – трёх поляков и двух негров. Кстати, в том бою я был ранен двумя осколками, один так и остался в челюсти, второй впился над верхней губой. Выдернул его пальцами, зелёнкой помазал – я же медик! Это было 2 августа на День ВДВ. По ранению имел полное право «уйти на эвакуацию», получить положенную сумму в качестве компенсации, но этого делать не стал.
? Саша, почему у тебя позывной «Гуцул» и почему не «ушёл на эвакуацию»? Челюстное осколочное ранение – это не пустяк!
Зная, что я родился на Украине, мне поначалу дали позывной «Хохол». Я категорически отказался!
Обидно, давайте любой другой позывной! Говорят, «Гуцул» пойдёт? Пойдёт, – отвечаю. – Гуцулы – хороший народ, достойно воевали, помогали партизанскому генералу Ковпаку леса в Карпатии от бандеровской нечисти освобождать!
А на эвакуацию не ушёл, потому что не хотел наших ребят оставлять, там каждый человек на счету. Если бы характер ранения не позволил выполнять боевую задачу, тогда другое дело, но я-то мог. Деньги, конечно, хороший мотиватор, но я, как многие добровольцы, там не из-за них. Там каждый день может стать последним, и деньги тоже окажутся последними в списке того, что нужно человеку.
Вообще на передовой происходит переоценка ценностей, многое из того, что ценится в мирной жизни, там становится неважным. Питьевая вода – вот ценность: полторашку воды делили на девять человек – каждому по глоточку и берегли на потом. Бывало, жажда случалась такая, что даже слюна пропадала! С едой не так критично: есть почему-то не очень хочется. Иногда по трое суток толком не ешь, галетку погрызёшь на бегу и вроде утолил голод, но силы откуда-то брались.
По поводу боевых друзей хочу сказать, пожалуй, это самая важная тема моего рассказа и главный повод визита. Люди должны знать, какие парни там… Один из нашей «земляческой пятёрки» Миша Жданов из Балакова геройски погиб, но какую память он о себе оставил! Представь, если сделать подряд 8 выстрелов из ручного гранатомёта, то стрелок получает серьёзную контузию, в связи с которой ему требуется немедленное медицинское лечение. Миша в течение одного боя сделал из гранатомёта 25 выстрелов и остался в строю, отказавшись «уйти на эвакуацию». Ему было всего 38 лет, когда он погиб от осколочного ранения. В основном все ранения там осколочные, пулевые – редкость.
В нашем подразделении был доброволец, 26-летний парень по имени Валера, а по внешности типичный «ботаник», ему и позывной дали «Физик». Получил тяжёлое осколочное ранение, в момент его передачи медикам он говорит: «Пацаны, беда случилась – я очки дорогие где-то потерял, вы только маме не говорите, она меня за них убьёт!» И улыбается. Слава Богу, выжил Валера, обещал вернуться после лечения.
С нами рядом были отец и сын – добровольцы, сыну – 25, отцу – 62 года. А ещё в нашем подразделении был якут – снайпер. Так он умудрился квадрокоптер выстрелом из винтовки сбить, что крайне сложно сделать. Я у него спрашиваю: у тебя глаза такие узкие – щёлочки, с такими, поди, не видно ничего! А он смеётся, у меня в них прицелы встроены хорошие, не промахнусь! И не промахивался. Нацики из окопов кричали, отдайте его нам, мы вам за него 5 миллионов дадим… Ну мы им отвечали, как положено, – со всех стволов и калибров.
Кстати, неоднократно встречал на фронте и ребят-добровольцев из Средней Азии – узбеки, таджики, туркмены. Весьма достойно бьются. Говорят, наши деды с фашистами воевали, теперь пришло наше время их добивать.
?Саша, какой эпизод запомнился как самый страшный?
Самое страшное, когда погибают твои друзья, с которыми ты минуту назад общался. Однажды мы вдвоём с товарищем «держали» дорогу: он на одном участке, а я (с другой стороны) прикрывал тыл. Через каждый час мы встречались на середине пути, там стояла бутылка с водой, пили по глотку и менялись местами. На моём участке под дорогой была проложена здоровенная труба, внутри которой человек мог пройти не пригибаясь. Укры могли подобраться к нам по трубе.
Мой напарник, в прошлом майор УФСИН, а здесь в звании младшего сержанта, очень серьёзный и обстоятельный был человек. Только он заступил на моё место, как начался длительный миномётный обстрел. Как ни укрывались, а от осколка он не уберёгся – погиб. Меня труба, которая поблизости была, спасла, туда осколки не доставали.
Но это частный случай, случается множество ситуаций, когда никакой опыт и подготовка не помогут. Однажды я вытаскивал с минного поля раненого бойца, он здоровый, килограммов под 120. Я ему говорю, ты мне хотя бы руками немножко помогай, руки-то целы. Мало того, что по минному полю ползли, так укры начали сверху мины кидать. Меня контузило, потом ещё раз, но бойца всё равно вытащил. У нас закон: своих не бросаем, ни «двухсотых», ни трёхсотых».
?Ты хочешь продлить контракт, а по твоему мнению сколько ещё продлится СВО?
Противник очень упорный, иногда кажется, что мы сражаемся сами с собой – на той стороне много мужиков с такими же русскими именами и фамилиями. Наверное, есть те, с кем учился в школе, а может, и в одном классе. Но их разум «перепрошили», они безумцы! И я не знаю, сколько ещё всего должно произойти, чтобы «коллективный» разум начал возвращаться. Мне кажется, им уже наплевать на свою страну, города, населённые пункты, разрушенные до основания, на людей. Я испытал шок, когда ехал по Мариуполю. Наши «чеченцы» рассказывали, что в Грозном, которому тоже во время войны немало досталось, картина была иная – это был хоть и разрушенный, но город, а не куча развалин.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Наш разговор получился долгим. Много из того, что было услышано, по разным причинам не вошло в статью.
Когда я спросил Сашу, как ты относишься к тем, кто, только заслышав о мобилизации, поспешил покинуть пределы Родины, он сказал, что меньше всего о них думает. И пояснил: это их выбор, и такие там не нужны.
Наверное, многие из них со временем вернутся домой и даже будут праздновать День защитника Отечества, принимать подарки и поздравления. Но я не знаю, как они будут смотреть в глаза своим матерям, жёнам, детям, которых должны были защищать по праву мужчины.
Алексей КАРПОВ