Предлагаю вашему вниманию воспоминания участника Первой мировой войны, Февральской и Октябрьской революций, гражданской войны, организатора советской власти и колхозного строительства, председателя колхоза «Пахарь» Перелюбского уезда в предвоенные и послевоенные годы Пестравского Степана Андреевича, моего деда.
28 июля 1914 года разразилась Первая мировая война. Глобальный военный конфликт унёс жизни почти 9 млн участников боёв и более 5 млн мирных жителей…
Мобилизация кадровых резервов в Перелюбе (Саратовская губерния) началась 1 августа 1914 года. Провожали самый хороший возраст – сильных, работоспособных мужчин от 22 до 40 лет. Подняли всю святость: чувства за Веру, Царя и Отечество, с хоругвями, иконами, попами, пением: «Спаси, Господи, и годы твоя!» Люди шли молча защищать действительный передел мира в интересах буржуа и капиталистов всех мастей со всего мира.
«Спасайтесь, кто как знает!»
Я как ратник ополчения второго разряда был призван на фронт ровно через две недели и зачислен в 257-ю пешую самарскую дружину, вторую роту. За три месяца нас обучили строю, выдали берданки, чёрные фуражки с жестяными крестами на них, одели в шинели тоже чёрного цвета и повезли в Финляндию (Выборг), затем в Польшу (Радом) для службы в гарнизонах…
Потом начался пеший поход с м. Новостоцы на Буковину, в Черновицы (Австрия), Чертков Нам не выдавали никаких продуктов, вместе с товарищами ходили и собирали по окрестным деревням милостыню.
Потом нас погрузили в вагоны и повезли в город Коломыя, что около Карпатских гор. Рядом с м. Яблонова вступили в бой.
У нас не было ни артиллерии, ни пулемётов, только малочисленные, но хорошо вооружённые казачьи части. Вражеская разведка работала отменно. Немецкое и австрийское командование стянуло к нашим частям большое войско с хорошей техникой, и нас зажали около местечка Телятино, разбили в пух и прах более половины, забрали в плен вместе с командным составом. Ротный командир Оболенский дал команду: «Спасайтесь, кто как знает! Нас окружает кавалерия!» Побросав всё, что было: полушубки, валенки – стали панически отступать в одиночку и группами. Это было 2 февраля 1915 года…
Когда выбрались на возвышенность, увидели: то там, то здесь лежат цепями солдаты. Оказывается, нам на помощь пришли сибирские полки. Добежали до цепи, а солдаты и командование наставляют: «Ложитесь в цепь, но не стреляйте. А то вы своей стрельбой только указываете цель прицела». И это, действительно, так было, потому что пули наши были заряжены дымным порохом…
«А вы разве не на линии огня?»
В октябре 1915 года я стал командиром второго взвода. Занимались рытьём окопов и установкой проволочных заграждений по линии фронта Подольской губернии, Бессарабии. В м. Новоселицы (Румыния) зимовали в вырытых в земле бараках.
На линию фронта ходили как на работу: надо было преодолеть 10 – 20 км, а то и больше. Выкопай окоп в рост человека (норма – 8 шагов), потом иди обратно. Люди обессилели. Некоторые стали просить: «Отправляйте нас в окопы, на линию огня». А им отвечают: «А вы разве не на линии огня?» И правильно: ведь работали большинство под артиллерийским огнём, многих ранило, а кого-то разносило вдребезги. Собирали только клочки материи.
Трое ребят из моего взвода задумали всё-таки бежать в окопы. Их, конечно, поймали. Начальство собрало всех в одну дружину, а в ней четыре роты – 1000 человек. Вывели этих хлопцев на середину и дали им наказание: каждому по 25 розог. После этого случая побегов в окопы всю войну не было.
Пробыв около м. Новоселицы до весны 1916 года и увидев, как живут там люди, мы позавидовали мирной жизни, просторным полям, на которых спокойно работали крестьяне и стояли скирды хлебов, сена, соломы. Румыния тогда ещё в войне не участвовала.
Строительство землянок
Всю нашу роту перегнали к местечку Новоселицы. Готовилось наступление. Затишье. Немцы понаделали бетонных окопов со всеми удобствами по линии фронта: с электрическим освещением, с 40-метровым проволочным заграждением в ширину и электрическим током внутри. Немец считал неприступной крепостью свою позицию.
Мы пришли в лес, построили себе землянки, в которых помещалось по 8 человек. Стояли холода. Надумали из глины сложить бетонную печь. Сделали, набрали сухих сучьев, затопили, пошёл дым. Начальство увидело, подходит прапорщик Николаенко: «Это что такое!? Почему дым?» Мы объяснили. Тогда он приказывает мне как взводному сделать начальству землянку, только получше нашей… и с печкой. Не откажешь, если начальство приказывает!
И назавтра мы ему сделали землянку такую, какую он велел. Но жена командира роты захотела, чтобы печь была с плитой. Ну что ж, ладно, давай думать, как это сделать. Надумали, сделали – вышло неплохо. Ему и его мадам понравилось.
Молодец, – говорит. Но меня это ничуть не взволновало. Другое было у меня на уме: «Ваше Высокоблагородие! Отпустите меня в отпуск!»
Отпущу завтра. Вели фельдфебелю заготовить документы и раньше езжай.
Подхожу к фельдфебелю Тюменеву и передаю ему приказ ротного. А он отвечает: «Не поедешь!» Знал я: он сам давно просился в отпуск, а ротный не пускал. Ну что ж, ушёл несолоно хлебавши…
Брусиловское наступление
…В ночь на 4 июля 1916 года пошло наступление под командованием генерала Алексея Алексеевича Брусилова. Стали бить ураганным огнём несметное количество орудий, которые были сгруппированы здесь со многих фронтов. И били всю ночь.
Смешали всё в грязь, разнесли вдребезги бетонные окопы и проволочные заграждения. На утро пустили в этот прорыв вправо и влево казачьи и кавалерийские части в обход немцев с тыла. Они от неожиданности растерялись, и их погнали в плен тысячами и сотнями тысяч по всему западному фронту. Почти 500 тысяч убитыми и взятыми в плен со стороны русских и около 800 тысяч убитых и пленных со стороны Австрии и Германии.
Этот прорыв и наступление, самое крупнейшее в Первой мировой войне по потерям и с той, и с другой стороны стало называться Брусиловским.
… А я, лёжа в землянке и слушая стрельбу, думал об отпуске, на который не давал разрешения фельдфебель Тюменев (за неделю до наступления отпуска были разрешены, даже приветствовались). Не спал ни минуты. Не пустят! Нет! Как только взошло солнце, сел около своей землянки, жду: знаю, что ротный ходит в канцелярию мимо неё. Вижу: ротный: «Что, Пестравский, не уехал?»
«Да фельдфебель документы не даёт и не пускает», – отвечаю. Ротный как закричит: «Фельдфебель! Ко мне! Почему не уехал Пестравский?» Зашли в канцелярию, и через несколько минут он выносит мне документ. Схватил я свой вещмешок на плечи и айда пешком на станцию. Пришёл, сел в вагон и поехал в отпуск, в Перелюб, на 20 дней, с проездом туда и обратно.
Всё было в кошмаре…
… В городе Кымпулунг мы узнали, что Румыния объявила войну Германии. Но немец как нажал на войска румын, у которых была плохая техника (орудия возили на волах!), что они сразу стали отступать, оставив Бухарест. А нам пришлось идти в Румынию для сдерживания наступления немцев.
Выкопав в горах землянки, стали жить. Для топки собирали сухие деревья, поваленные ветром, окопы делали по склонам и вершинам гор с проволочными заграждениями. Были большие перебои с продовольствием, которое нам привозили вьюками на лошадях, – голодали. Чтобы выйти из трудного положения, приходилось незаконным порядком отбирать скот у местных крестьян, а также сено – для кормления лошадей (румыны скот и сено не продавали и деньги не брали).
В конце февраля слышим, румыны говорят: «В России – революция, царя прогнали. Царя – «Нуй»! (Нет). Русские – «Бун! (Хорошие, молодцы)»
Мы друг с другом разговариваем, а во всеуслышание боимся говорить… Всё было в кошмаре, но уже понятно: революция. А какая и что она представляла, настоящего понятия мы не имели. Ни один из нас, а, ежели кто и имел, то нам никто ничего не объяснял…
Наталья ДОРОФЕЕВА