Помни имя своё

Была война. Великая. Отечественная. Враг неожиданно напал на нашу прекрасную землю. Всем нанесла ущерб эта проклятая война. От мала до велика. Родители наши уходили на фронт. А дети? Ясли, сады срочно эвакуировались без ведома родителей. И малыши сначала не знали, что началась война. Их везли, везли автобусом, поездом, пароходом. Как сейчас помню привалочные пункты, где среди ночи поднимали нас и пересаживали в следующий транспорт. Очень трудно пришлось как обслуживающему персоналу, так и детям. Детки кричали на разные голоса:”Мама! Папа! Мама! Папа!”
Я веду речь о маленьких минчанах, которые летом рокового 1941 года из яслей-садов г. Минска (из Ратомки) были перевезены в Россию, на матушку Волгу, в детский дом №7 г. Хвалынска Саратовской области. Во время переезда часть детей погибла. Сброшенная гитлеровцами бомба разбила несколько вагонов поезда, в котором были и документы детей. Хорошо ещё, что кто-то помнил свои имена и фамилии. Тех находили после войны в каком-нибудь из детских домов.
Мне вспоминается фильм “Колыбельная”, где военный, потерявший своего сына, спрашивает у мальчика:”Как тебя зовут?” Мальчик молчит. Взрослый помогает ему и спрашивает по-иному:”Тебя, видно, Митя зовут?” Мальчик кивает, да мол, Митя. Военный продолжает: “А может ты Ваня или Петя?” На что ребенок отвечает: “Да, Ваня, Петя”. Я смотрела этот фильм, и слёзы градом катились по лицу. Ведь в детском доме дети, мои сверстники , точно так же отвечали на вопросы воспитателей. Я до сих пор не могу равнодушно смотреть фильмы про ребят, чьё детство совпало с годами войны. Сердце обливается кровью, и хочется плакать навзрыд от нахлынувших воспоминаний о тяжёлом детстве.
Почти каждый день после Победы кто-нибудь из родителей приезжал в детский дом за своим ребёнком. И каждый ждал с нетерпением, чтобы и его скорей забрали домой. Ждали все, без исключения. Радость была неописуема. А какая очередь выстраивалась за дверью директора, откуда должны были выйти чьи-нибудь отец или мать. Никто не приезжал за детьми без гостинца. И все это знали. Детишки тянули свои крошечные, худенькие, прозрачные ручонки за лакомством. Детей было много, а гостинцев мало. Поэтому с наступлением нового дня ждали очередного приезда. Ждала и я, не теряла надежды на возвращение своего отца.
Как сейчас помню летнее утро 1945 года. Все дети проснулись, но подъёма еще не было. Моя койка стояла у самого окна. Вдруг я увидела очень красивого, стройного, высокого военного, который у вышедшей на крыльцо воспитательницы стал спрашивать, есть ли здесь Андрейчикова Галина, девочка дошкольного возраста. Не успела воспитательница рта открыть, как я закричала в раскрытое настежь окошко: “Папа, папа, я здесь!” Радости не было границ. Я ликовала, что отец нашёл меня и заберёт домой. Когда вышел от директора детского дома мой долгожданный папа с гостинцами, я сказала: “Дети, не толпитесь у дверей, а проходите в зал и сядьте там по рядам. Я хочу разделить всем поровну”. (Будучи сама ребёнком, я представляла себя взрослой) Они послушно сели, а я, поставив чемодан на стул, стала делить. При подсчёте оказалось, что каждому достанется лишь по пять орехов, а печенья – по одному. Оставшиеся десять штук печенья я предложила отдать тому, кто что-нибудь споёт или расскажет. Рассказывать или петь вызвались все без исключения. Надо было что-то решать, и я, почесав свой маленький затылок, сказала: “Что ж, дети, тогда будем тянуть жребий”. Все очень обрадовались. Уезжая с отцом домой в родной Минск, я наказала своим ровесникам: “Всегда так делайте. Никогда не хватайте, чтобы одним досталось, а другим – нет. Делите поровну все гостинцы, чтобы никому не было обидно”. Мне кричали вслед: “Галя, Галя, ты обязательно приезжай к нам ещё. А то нам будет скучно без тебя”. А моя близкая подруга Зина горько плакала , что я уезжаю с отцом, а она остаётся. Отец нёс меня на руках, а я махала и кричала: “До свидания, дети, за вами тоже скоро приедут. Не скучайте. А ты, Зиночка, не плачь. Если за тобой не приедут, я вернусь и буду тоже с тобой жить в детском доме. Вот только погощу дома, отъемся и приеду”. Но и дома не пришлось есть вдоволь. Трудные были послевоенные годы. Страна восстанавливала разрушенные города и сёла. В моём любимом городе были одни развалины.
Отец тоже был на седьмом небе от радости, что нашёл меня целой и невредимой. Я совсем не выросла за четыре года войны и очень похудела. Да и где мне было вырасти, если я в детском доме постоянно болела: то малярией, то чесоткой, то бородавки меня обсыпали. До сих пор помню, как в изоляторе нас вымазывали тягучей чёрно-коричневой мазью с ног до головы. Мы были словно черномазые чертята.
Мы сами в свободное время шили себе кукол из лоскутов. Настоящие куклы были для нас недосягаемой мечтой. Никогда не забуду, как один мальчик Валерий выстраивал восемь девочек в ряд (в том числе и меня) и обещал нам купить каждой по кукле. Одной он сулил купить принцессу, другой – балерину, третьей – королеву… Мы радовались и верили ему, что так оно и будет. Дети всегда остаются детьми. И как же я обрадовалась, что отец купил мне куклу, понимаете, настоящую куклу! С ней я не могла расстаться даже и тогда, когда пошла в школу в Минске.
Но после окончания войны не все родители вернулись с фронта. Миллионы погибли, и дети остались сиротами в детском доме.
И это всё война. Везде оставила свои незаживающие раны. Будь она проклята во веки веков! Нельзя допустить, чтобы наши детишки и внуки внуков испытали на себе перенесённые нами и нашими родителями беды и невзгоды военных и первых послевоенных лет.
Пусть всегда будет мир!

Галина Андрейчикова, г. Минск